В РОССИЮ

В Америку Елена Болотских, как и многие, поехала скорее из любопытства. Подвернулся выгодный контракт на несколько месяцев, и они с мужем, тоже художником, упаковали свои работы и без лишних раздумий улетели. Несколько месяцев растянулись на десять лет. Свобода, деньги, успех - ничто из этих составляющих американской мечты не задержали бы их так надолго. Мечта в Америке действительно сбылась, но совсем другая, куда более важная. Местные врачи вернули Елене надежду на материнство, возможность которого категорически отрицали их русские коллеги. С одним условием: задержаться в стране и отдаться в их руки. Разумеется, такой возможностью нельзя было пренебречь. Жизнь вновь обретала смысл, который, как Лене казалось, она навсегда утратила после трагедии, случившейся несколько лет назад.

Родилась Маша. Дела шли отлично: их работы выставлялись и покупались, Елена преподавала в университете, ее приглашали с лекциями в разные города. Сиэтл казался идеальным местом для жизни, соединившим в себе все возможные дары природы и цивилизации. Оставалось взять кредит, купить дом и превратиться в настоящих американцев.

- В Америке у нас не было своего дома, мы всегда их снимали, но каждый воспринимали как свой собственный. Начали в Сиэтле с небольшой квартиры в артистическом районе Фримонт и постепенно все улучшали и улучшали уровень бытового комфорта. Всего мы сменили домов семь-восемь. Каждый раз сначала мы были в восторге, а потом я начинала искать недостатки. Позже я поняла, что это была homesickness, тоска по дому: не конкретное место мне не нравилось, а жизнь "в гостях". Частые переезды были способом борьбы с моим еще не осознанным желанием вернуться в Россию.

На каком-то этапе мы захотели купить дом. И даже нашли вариант, который нам очень нравился. Его строил для себя какой-то архитектор, так что дом был очень необычный, с разными придумками. Мы уже додумали, где сделаем витраж и как изменим планировку. Перед подписанием документов я промучилась ночь и поняла, что почему-то не могу сделать последний шаг. Собственность всегда привязывает. Как собака, о которой ты должен заботиться. Видимо, я этого боялась.

А потом позвонили родители и сказали, что у них сгорел дом. Слава Богу, они не пострадали, хотя пожар случился ночью. Зато погибли все мои вещи, которые у них хранились: огромная библиотека, коллекции икон, картин, старинной посуды и самоваров. Удивительным образом уцелели только две вещи: гжельское фарфоровое яйцо и старое распятие. И мне все стало понятно: надо ехать, потому что я нужна родителям.

Муж остался в Америке. Как всякому гениальному художнику, среда ему только мешает. Там он живет как отшельник в своей келье, в полном социальном вакууме - почти не зная языка, общаясь с двумя-тремя друзьями. В Москве такое невозможно. Наверное, ему в Америке хорошо. А нам здесь без него плохо.

К РУССКОМУ ИСКУССТВУ

Елена всегда была склонна к собирательству разных диковинных вещиц. Без особой системы, просто для себя. В Америке она сложилась как коллекционер русского искусства, и тоже без всякой инициативы со своей стороны.

- В России, где тебя окружает русское искусство, как-то не приходит в голову его собирать. У меня здесь не возникало желания купить матрешку или палехскую шкатулку. А в Америке захотелось. Хотя началось все случайно. Одна тамошняя галерея устроила мне выставку и не смогла расплатиться. Они предложили взять предметы из их экспозиции русского прикладного искусства. И я с удовольствием набрала себе хохломы, палеха... Как это ни банально звучит, эти вещи очень меня там поддерживали. И постепенно у меня собрались все виды наших народных промыслов. Со стороны эта коллекция может показаться искусственной, но мне все равно. Эти вещи - часть моей жизни.

В Америке же у меня открылись глаза на советское искусство. В университете меня попросили прочесть лекции по соцреализму 50-х. Этот период русского искусства никогда меня особенно не интересовал и не казался достойным серьезного отношения. Это была естественная среда, к которой я привыкла. В Америке я заново открыла для себя этот период и начала его собирать. Получился даже неплохой музей, который стал достопримечательностью университета. Первой вещью в коллекции стала работа моей мамы Нины Болотских - портрет бабушки. Она у меня как раз и была представителем соцреализма 50-х годов.

В МАСТЕРСКУЮ

В Россию Елена вернулась с еще большим количеством картин, чем уезжала. Помимо нескольких своих работ она привезла коллекцию советской живописи (почти пятьсот полотен) и ставшие родными матрешки и шкатулки. Но ни для коллекций, ни даже для ее маленькой семьи места в Москве не было. Квартиру она продала в один из своих приездов, деньги по американской привычке положила в банк, который, разумеется, быстро лопнул. Мастерскую - отличный особняк в Царицыно - отобрал Союз художников, пользуясь отсутствием хозяина. Вопрос с новой квартирой Елена решила быстро, а вот с мастерской вышла целая история. Очень, впрочем, в стиле Болотских.

- До отъезда в Америку я сменила четыре разные мастерские. И все время в моей жизни присутствовал вот этот дом, в котором мы сейчас находимся. Году в 80-м на одной из выставок я познакомилась с известным художником, который пригласил нас, желторотых юнцов, посмотреть, где работают мэтры. То есть сюда.

У этого дома очень интересная история. Его построили в 20-е годы для кагэбэшного генералитета, и был он тогда четырехэтажным. В 53 году надстроили еще два этажа. Поэтому-то у нас такая странная нумерация: после 16-й квартиры сразу идет 48-я. В конце 70-х решили надстроить еще и мастерские - по одной над каждым подъездом. Получились очень странные помещения - разноуровневые, с лестницами и балконами, непохожие друг на друга.

Когда я оказалась здесь в первый раз, мастерские меня потрясли. Огромное пространство. Помещения сообщались, и художники все время ходили друг к другу в гости. Один из них построил баню, что по тем временам было редким аттракционом. Из огромных окон открывались прекрасные виды на Москву-реку, Ново-Спасский монастырь и кусочек Кремля. Гости постоянно выбирались на крышу и устраивали там посиделки с танцами. Место отпечаталось в моей памяти, и я часто представляла себя работающей в этой мастерской. Через какое-то время моя мечта осуществилась. Один из художников-владельцев уехал на полгода в Голландию и оставил мне мастерскую. Никогда так хорошо не работала, как в то время. А через полгода я уехала в Америку.

Вернувшись, я отправилась в Союз художников и попросила мастерскую. "О, ты вовремя! - обрадовались они. - У нас как раз особняк на Малой Грузинской освободился. У тебя ведь отобрали особняк в Царицыно? Бери этот". Домик был старенький, покосившийся, но если его отремонтировать, получилось бы прекрасно. Рядом костел, во дворике с оградой - садик.

Когда все уже было оплачено и оформлено, я встретила владельца "мастерской моей мечты", который спросил, не хочу ли я ее купить. И попросил те же деньги, что я отдала за особняк. "Лен, тебе же так нравилось, вспомни, как тут было хорошо..." - начал он уговаривать, и на меня нахлынула ностальгия. Я тут же отказалась от особняка и переехала на "Павелецкую".

Немедленно выяснилось, что мастерская не так идеальна, как мне виделось. Рядом Павелецкий вокзал, от которого шум и грязь. Я слышу, как объявляют прибытие поездов и просят не забывать свои вещи. Летом на площади живет цыганский табор. Одно время по выходным там кормили бомжей, и они стекались сюда со всей Москвы. В доме постоянно что-то отключают: то лифт, то воду, то свет. Постоянно звоню в ЖЭК и борюсь за то, чтобы подъезд убирали и ремонтировали. Утром, гуляя с собакой, я работаю дворником - беру пакет и собираю мусор. Вокруг понастроили уродливых высоких зданий, а крышу перегородили рекламными щитами.

С другой стороны, я ни о чем не жалею. Наверное, правильно было вернуться в это пространство, раз оно мне все время встречалось? Как люди, которые идут с тобой по жизни. С которыми связан незримыми нитями.

К ВЕРЕ

Очень скоро мастерская стала домом. Разрываться между семьей и творчеством, днями не видя дочку, Елена не хотела. Маша живет в "скворечнике" - специально для нее построенном домике на сваях, с окнами без стекол. Удобно выглядывать и разговаривать с мамой, когда она рисует на "первом этаже". Сейчас у нее на мольберте незаконченная картина: Богоматерь с младенцем и охраняющий ее древний воин с копьем. У Елены уже была работа с таким сюжетом, но она осталась в Америке в частной коллекции. Сейчас же она почувствовала потребность ее воссоздать. Православные символы - один из важнейших мотивов ее творчества.

- Я шла к этому долго и много раз сворачивала в сторону. Меня крестили мои бабушки в раннем детстве, но я не была верующим человеком. Я знала, что мой прапрадед был иконописцем, в доме хранилось несколько его икон, но для меня это было семейной историей. Лет в 18, когда в очередной раз была в Третьяковке, я зашла в залы икон и остановилась, потрясенная. Я подумала: что же могло вдохновить иконописцев на столь совершенные формы, какой высотой духа они обладали? Вера приходила ко мне через образы. Я делала к ней маленькие шажки, но решительный шаг сделала в Америке. Спустя пару месяцев после приезда я нашла русскую церковь и сначала приходила туда как в клуб - за русской речью, за русскими лицами. Когда я была беременна, в моих картинах начали появляться ангелы. Сразу после рождения Маши я написала Троицу. Возможно, эти мои ангелы и привели меня по тропиночке к вере. Вернулась я из Америки уже абсолютно воцерковленной.

Ленины ангелы - какие-то очень человечные и беззащитные. Фактура картин - рельефная, объемная. Кажется, что ангелы смотрят с холстов словно из окошек своих домов. Домов, которые строит им Елена, чтобы они могли отдохнуть от тяжелой работы. Им там хорошо. Как и ей - в своем.

Юлия Пешкова

Домовой

2011-3-16 15:58