Купив в 1969 г. исключительные права на воссоздание образцов мебели Хоффмана, компания Wittmann преуспела. На волне эстетики демократичного лаконизма изделия великого дизайнера обрели новое звучание. Строгая геометрия кубических форм пришлась по вкусу ценителям подлинной роскоши, не разменивающейся на украшательства. С тех пор фабрика Франца Виттманна воспроизвела около двадцати уникальных образцов мебели дизайнера, под чьим влиянием складывалось не одно поколение мастеров XX века.
Ремесло как искусство
«Лучше поработать десять дней над одним предметом, чем изготовить за один день десять штук», - таким был девиз «Венских мастерских», постоянно повторяемый в стенах современного производства. Коллекция включает реплики моделей мягкой мебели, разработанные Хоффманом для знаменитого особняка Стокле в Брюсселе, санатория в Пуркерсдорфе неподалеку от Вены, а также для легендарного кабаре «Летучая мышь». Делается римейк столь дотошно, что не всякий искусствовед отличит его от подлинника.
Есть и другие фабрики, вольно повторяющие образцы венских мастерских, импровизирующие цвет и фактуру обивки, масштаб изделий. Однако смысл работы фабрики Wittmann состоит в том, чтобы мастерство виртуозного воспроизведения довести до предела совершенства, приравняв ремесло к искусству. Все делается вручную: натягивается кожа, красится лаком деревянный каркас, заклепки ставит мастер особой квалификации, а весь цикл создания одного копийного образца длится до нескольких недель. Уникальная ручная работа превращает предметы обихода в изделия класса люкс, которые производят штучно, на заказ. В эпоху стремительных скоростей занятие это, как ни странно, оказывается своевременным.
«Остросюжетный» гарнитур
Что-то есть в нашем времени общего с эпохой венского модерна - пресыщенность разнообразием, с одной стороны, и боязнь промышленных штампов - с другой. Поэтому, как на заре индустриальной эпохи, возвращается ценность благородной простоты форм, которым лишь ремесло может передать тепло человеческих рук, индивидуальную неповторимость. Производство Wittmann'a в стороне от высоких технологий промышленного дизайна с его эстетикой анонимного объекта.
В начале прошлого века изделия Йозефа Хоффмана воспринимались остро, ново. Их формы казались непривычно демократичными, в то время как украшения считались синонимом изящества. Питая современное искусство, буквально сошедшее с ума на почве минимизации декора, произведения мастера воспринимались в свое время лишь избранными. Художники бросали вызов роскоши, которую считали признаком дешевого вкуса бюргеров. Современник Хоффмана, архитектор Адольф Лоос, написал книгу под названием «Орнамент, или Преступление», в которой с обличительным пафосом клеймил поклонников декора.
Художники находили вдохновение в самых неожиданных источниках, расширяя горизонты вкусовых предпочтений общества. Не все могли принять влияние японского искусства, сосредоточенного на созерцании чистой линии, - будь то силуэт одинокого дерева или одинаковые квадраты перегородки, разделяющей пространство дома. Хоффман ценил японских художников, завороженный их умением минимальными средствами выражать максимум эстетического чувства. На вооружение была взята универсальная конструкция японской раздвижной ширмы - квадраты рамок, заполненные плоскостями перегородок. Для Австрии начала XX века Хоффман тоже был «японцем», то есть человеком другой формации. Представьте изнемогающий от переизбытка декора буржуазный город: кондитерские, где тесно от напыжившихся дамских бюстов и турнюров, оплывающие контуры зданий-тортов, густая лепнина фасадов. Посреди этого пиршества и возникли «Венские мастерские», которые Хоффман основал в 1903 г., став во главе группы художников и дизайнеров. Оценить изыски - фарфор в полоску, серебро без декора, простые линии мебели - могли лишь представители богемы и финансовой аристократии, которая всегда впереди планеты всей.
Одним из самых «остросюжетных» оказался гарнитур, созданный Хоффманом для знаменитого кабаре «Летучая мышь» на Кертенштрассе. Отсутствие гнутых ножек и привычной позолоты делало его в глазах среднего буржуа почти примитивным. Задуманный как мини-гарнитур, он включал стулья, число которых варьировалось, диван, лишенный подлокотников, и круглый столик-геридон. Желтое и черное. Черную рамку каркаса из дубовых призматических брусьев, окрашенных лаком наподобие японских изделий, заполняют пронзительно-желтые прямоугольники и квадраты спинок и сидений. Что творилось на родине «тонетовского стула» с изогнутой лебяжьей спинкой! Ведь именно венский стул всегда считался синонимом изящества. Текучие линии, плавные очертания навевают звуки Венского вальса.
Мебель Хоффмана была свидетелем событий, вершившихся в истории музыкального и поэтического мира: сидеть на ней приходилось самым ярким представителям венской богемы, которая проводила дни и ночи в кабаре «Летучая мышь», бывшим цитаделью творчества. Не один стихотворный сборник сложился под воздействием благородных сигарных воскурений и цветных флюидов хоффмановского дивана.
Эта мебель была чем-то вроде манифеста новой жизни, новых вкусов. Ведь, как и большинство крупных художников своего времени, Хоффман мечтал переделать мир, считая, что совершить это можно с помощью искусства. Прикрываясь идеей целесообразности, художники буквально кромсали привычные представления о красоте. Под видом функции являлась новая эстетика. Желтую поверхность гарнитура Fledermaus, названного в честь оперетты Штрауса «Летучая мышь», и тем более белую обивку гарнитура Cabinett не назовешь практичными. Но согласитесь, что ехать на белом «мерседесе» тоже непрактично. Красота - вопрос культа.
Просто, но дорого
Чтобы воздействовать на окружающую среду методами творчества, нужна была стратегия. Венские мастера руководствовались идеей «тотального» произведения искусства. Живопись вливалась в архитектуру, оформляя стены интерьеров декоративными филенками, а мебель вторила архитектуре. В каждом предмете угадывалась идея целого, которая, как мозаичный фрагмент, составляла его неотъемлемую часть.
Для особняка крупнейшего промышленника и заказчика барона Адольфа Стокле Хоффман создал брутальную мебель, словно воплотившую идею незыблемости и прочности. В отличие от гарнитура, предназначавшегося для кабаре, она была снабжена мощными подлокотниками. За спинкой своего дивана владелец, очевидно, ощущал себя как за стеной крепости. Кожаная «крепость» благородного серого тона имела кубические очертания и стеганую поверхность, а ее ножки походили на опоры древних комодов - устойчивых и прочных, как сама архитектура. Мастер не только стремился создать для влиятельного заказчика богатый и респектабельный стиль, но и хотел связать воедино все компоненты дворца Стокле, созданного по его проекту. Диваны оттеняли превосходство мраморных инкрустаций и мерцающих мозаик, создавая нейтральный фон дорогой кожаной фактуры для всех предметов, наполнявших интерьеры.
В помещении, где стоят хоффмановские диваны и столики с мраморными столешницами, кажется, возгоняются пары драгоценных напитков. И развалиться в таком кресле неловко, все равно что на троне, в котором чувствуешь себя председателем совета директоров, президентом компании, а не каким-нибудь джинсовым мальчишкой.
Глядя на гарнитуры Club или Villa Gallia, понимаешь, что простоты в них не меньше, чем благородства, и во всяком случае не меньше, чем вложенных средств.
Культовая вещь не удерживается на волне моды больше нескольких лет, будь то «звонкие хиты» из флуоресцентного пластика или плетеные корзиночки в стиле кантри. Зато мебель Хоффмана продержалась больше столетия: в прошлом году «Венским мастерским» исполнилось сто лет. Все, что делали мастера в первой трети прошлого века, оказалось вне времени.
Ирина Коккинаки
myHouse.ru »2011-3-16 16:01