Когда ветры социальных перемен смели дворянские особняки и усадьбы, пройдясь заодно и по профессорским квартирам (в рассуждении наведения всеобщего социального и интеллектуального равенства), явление и понятие домашней библиотеки на время практически перестало существовать. Стесненные условия нового быта попросту не позволяли новым книгочеям (количество которых действительно возросло на несколько порядков) держать книги в доме. Возникшее противоречие между интеллектуальными потребностями и социальными возможностями книгопользователей успешно ликвидировалось за счет бурного развития системы публичных библиотек. Туда, в частности, перекочевали (добровольно или принудительно) уцелевшие книги из библиотек домашних, и там они были доступны всем желающим. Именно в этот период наши соотечественники обрели гордое (и, между прочим, справедливое) чемпионское звание самого читающего народа в мире. Тогда же в аскетическом интерьере и быту советского человека возник такой предмет, как книжная полка на пять-десять необходимых (любимых) книг -- эмбрион, из которого вновь разовьются домашние библиотеки послевоенных десятилетий.

Эпохой возрождения и почти повсеместного возникновения домашних библиотек стали шестидесятые годы. Конечно, книги случались в домах и до этого: кому-то, например, удалось чудом сохранить (а некоторым другим - получить) уникальные старинные библиотеки "из бывших". Кто-то начал собирать первые подписные издания. Но большинство читающего населения страны довольствовалось полкой, этажеркой, в лучшем случае - небольшим книжным шкафом. К концу 50-х книга уже была для многих предметом необходимости, но еще не стала предметом интерьера. В предмет интерьера, а заодно и в предмет престижа ее превратили именно шестидесятые.

Что бы ни говорили и ни писали об этом сейчас, то было хорошее и очень значимое для нашей культуры время. Железный занавес со скрежетом отворил малые щели, в которые потекли ручейки зарубежной литературы. Дети обрели Винни-Пуха, Алису и капитана Блада. Взрослые - Хемингуэя, Сэлинджера, Ремарка и Апдайка. Блистательное качество тогдашнего литературного перевода способствовало органичному вживанию новых образов и образцов не только в контекст отечественной культуры, но и во внутренний мир каждого отдельного читателя. Советская литература не отставала. Для детей продолжали работать и переиздаваться аксакалы, одновременно появлялись все новые авторы и герои. В пронизанном либеральными сквозняками мире взрослых вновь зазвучали забытые и впервые - неизвестные до того голоса. Чего и кого только не было на тогдашнем, как сейчас бы сказали, книжном рынке. Все это выходило отдельными тиражами (по большей части, неважно изданными, зато дешевыми и доступными), либо печаталось в "толстых" журналах, которые стали аккумуляторами всего самого свежего, лучшего, прогрессивного и переживали подлинный золотой век. Их в массовом порядке выписывали, покупали, читали в транспорте, хранили дома. Отношения с книгой становились индивидуальными, остро-необходимыми, ее хотелось иметь под рукой.

С другой стороны, духовное обновление общества требовало стилистического оформления, которое и поступило незамедлительно. Функциональный минимализм дизайна шестидесятых годов вполне соответствовал скромным пространствам малогабаритных квартир, его остро-новые и рафинированные формы совпадали со стремлением общества к очищению и новизне и даже довольно аккуратно встраивались в принятую эстетику "благородной бедности".

Эпоха яростно декларировала примат духовных ценностей над материальными -- а что ей, интересно, оставалось делать? Духовные ценности были дешевле и доступнее фрагментарных материальных благ. Книга действительно стала лучшим подарком - недорогим, но интеллигентным. В то же время, типовые интерьеры, скудно обставленные типовой жидконогой мебелью, освещенные геометрическими люстрами-"блинами" и декорированные одиноким эстампом, все-таки требовали какого-то одушевления.

2011-3-16 14:32